К содержанию

Память как немеркнущий солнечный свет

horizontal rule

 

«Нам есть, о чём вспомнить, и есть, чем гордиться,

                                      Пусть память вернёт нам ушедшие лица, и

                                      Музыка ретро тихонько звучит».

                                                                                       А.Н. Чеканов.

 

 

                                                 Глава первая

                               

                           Человек живёт памятью.

                           Авиация это преемственность поколений.

                          

                                                 Глава вторая

 

                            Жизнь пилотов как небо и земля.

                            Русская баня.

                            Рассказ футболиста Бориса Никитина.

 

                                                 Глава третья

 

                            Знакомство с дипломатом.

                            Земля повсюду хороша.

                            Рассказ Владимира Доброхотова.

 

                                                 Глава четвёртая

 

                            Посадка ночью по кострам.

                            Опыт – основа надежности полётов.

                            Массовый героизм Гражданских лётчиков

                            В годы ВОВ (1941-1945г.г.)

 

                                                  Глава пятая

 

                            Рассказ Кима Клинова.

                            Эскадра тральщиков в суровом и дальнем походе.

                            Шторм в Беринговом море.

                            Море – школа жизни и мужества.

 

 

 

 

 Глава первая

Человек живёт памятью.

Авиация это преемственность поколений.

                                                     

 Как поётся в песне « Есть только миг между прошлым и будущим и именно он называется жизнь». У каждого из нас этот миг, в земном измерении свой. У одного он длиннее, у другого короче, в котором вмещаются все наши хорошие и не совсем приятные дела и события. Всё что мы узнали, сделали, испытали, строчка за строчкой вписываются в нашу память.

Ещё во втором веке нашей эры Римский император и мыслитель Аврелий утверждал, что самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой короткой. Возможно с философской точки зрения это так. Всё зависит от наполняемости этой жизни. Но если лишить человека памяти о прожитых годах, продолжительность его жизни не будет иметь вообще никакого значения.

У людей опасной, рискованной профессии память хранит всё до мелочей, что случилось в критические моменты их жизни. Будь это лётчик, моряк или разведчик, опасности, которых подстерегают постоянно.

Память возвращает нас, казалось к давно прошедшим событиям и делам. Мы стараемся, как бы заново прожить те волнующие моменты в жизни. Память возвращает нам ушедших безвременно друзей. Только память зовёт нас на встречу с друзьями молодости, с людьми, прожившими яркую жизнь. Мы вспоминаем, как боролись, искали, побеждали и не сдавались на трудных жизненных дорогах.

Каждый из нас ветеранов, нашёл своё место в жизни и занимался честно своим делом и от работы получал удовольствие. В этом и заключается счастье профессии. Однако счастье, это «плод», который без ухода, без дела погибает. Мне и моим друзьям удалось не погубить этот плод.

Память ясно хранит лица, и имена всех тех с кем довелось бок  обок работать в авиации.

Моя лётная биография, от первого до заключительного полёта, представляется мне как один яркий эпизод. Сорок лет трудился я в высоком небе, среди и выше облаков. В течение двадцати семи лет мне посчастливилось летать в 63 лётном отряде, Центрального управления международных воздушных сообщений  (ЦУ МВС) в качестве пилота, командира корабля и командира эскадрильи. За эти годы мне довелось побывать в десятках стран, куда летал на самолётах Ил-18 и Ту-154.

Мне здорово повезло на учителей учивших меня лётному мастерству, не только в лётном училище, но и в производственных подразделениях. Они учили меня не только отлично летать, но и строго выполнять лётные законы, воспитали во мне чувство самостоятельности, быть инициативным, проявлять заботу о членах экипажа и пассажирах.

На базе опыта и знаний училище ВВС, полётах в малой авиации и международном отряде, где я прошёл настоящую школу жизни и профессионального мастерства.

В своей лётной работе я всегда помнил наставления командира эскадрильи подполковника Благонравого во время учёбы в лётном училище ВВС. Он перед началом полётов постоянно внушал нам курсантам: « Что бы ни случилось в воздухе, не паниковать, бороться за жизнь до последнего мгновения и вы победите».

Будучи зрелым пилотом, я понял полный смысл слов комэски, что только вера в себя, свои знания, опыт, делает человека творцом. Тогда он может сделать, казалось бы не возможное. Моим товарищам и мне удавалось удачно выходить из сложных ситуаций в воздухе, это укрепляло нашу веру в себя, своё умение и небо ещё больше притягивало нас к себе.

Но так уж устроена жизнь, что прекрасная  небесная сказка рано или поздно заканчивается. Момент придёт, пилоты с небом все расстанутся.

 

 

 

 

Глава  вторая

 

Жизнь пилота как небо и земля.

Русская баня.

Рассказ футболиста Бориса Никитина..

        

 

              Теперь я и мои товарищи - пенсионеры. Лето проводим на даче, живём  воспоминаниями. У каждого из нас были разные профессии и должности, каждому есть что вспомнить и рассказать.

               Оказалось, что авиационная тематика моим новым друзьям интересна. И я рассказываю им не только о различных ситуациях в воздухе, самолётах, причинах аварий, но и о странах, культуре и нравах разных народов, где я побывал.

                С удовольствием  выслушиваю их воспоминания. Мы, как бы снова возвращаемся к уже прожитому, в воображении рисуем картины, выпавшие на долю каждого из нас.

                Дачи наши находятся во Владимирских лесах, в сотне километрах от Москвы. Наши дома, почти вплотную,  со всех сторон, окружает старый, местами непроходимый  лес, со следами пожаров.

                В этом лесу можно видеть покореженные, поломанные деревья, многие вырваны с корнем, как последствие прошедшего смерча. Ветер раскачивает крепкие, здоровые деревья, на ветвях которых лежат поваленные собратья. Издаются звуки похожие на стон от умирающих деревьев. Слышится как бы просьба и молва о помощи. Всё как в обществе людей.

                Зато там, где чистый, насыщенный светом сосновый лес  вперемежку с берёзами, другой мир. Он притягивает к себе многоцветьем разных трав, пением птиц, зелёными островками загадочного древнего папоротника. По сезону лес всегда полон маслятами, волнушками, лисичками и конечно белыми грибами. А сколько в нём черники и брусники описать невозможно! Нужно видеть. И я со своими приятелями частые гости в этом лесу, где собираем дары леса, представляя при этом себя, как частицу природы. Это время - когда тёплый воздух, согретый ещё не утратившим свою силу осенним солнцем, прозрачный, как хрусталь, а небо затянуто голубым шёлком. Всё пространство вокруг заполнено звуками природной музыки: земли, леса, ветра и неба с которого доносится сказочный гул самолёта. И эта божественная музыка обогащает нашу кровь, несёт радость жизни, лечит и наполняет светом наши души.

                 Мои приятели Ким Борисович Клинов, он самый старший среди нас, и молодой пенсионер Борис Поликарпович Никитин.

                 На даче всегда есть чем заняться. Но земли у нас немного, всего по пять соток, поэтому мы всё успеваем сделать. Нередко помогаем соседям, у которых нет уже сил или мужской руки. Я с пилой, молотком или косой, Ким Борисович по технической части, настроить телевизор, починить электропроводку или бытовой прибор. Борис Удалов больше по части что-то подать, поддержать, но тоже  всегда готов помочь людям. Организует эту помощь наш бессменный бухгалтер  Ольга Павловна Рябова, она знает всех немногочисленных дачников и их проблемы. Обращается к нам, с просьбой чтобы мы помогли  кому- либо. Мы с удовольствием спешим на помощь. Доставляем радость людям, себе удовольствие, что и от нас есть ещё польза.

Так проходит длительный, дачный день, принося пользу для тела, удовлетворение для души. Завершением такого дня нередко является баня. Банный день, как правило, бывает в понедельник. Это для нас оздоровительно-лечебная процедура, место и повод посидеть за столом, поговорить, вспомнить о былом. Организовывает баню Борис Никитин. В мою обязанность входит заготовка дров, и что бы они непременно были берёзовыми.

- От них настоящий жар, а от поленьев здоровый дух - говорит Борис.

Веники заготавливает Ким Борисович.

В банный день, на грядках и теплице Борис ничего не делал, ссылаясь на то, что

- душа ни к чему не лежит.

С утра, не спеша, колет толстые поленья на мелкие для розжига, а главное, наверно, чтобы насладиться лесным духом берёзы. Расколотые поленья берёт на руки, словно парфюмер, вдыхает их аромат, и переносит в баню к печке. Затем раскручивает шланг от насоса, заполняет котёл и две ёмкости литров по 50 для разбавления горячей воды.

После обеда начинает растапливать печку. Не спеша, словно играючи, раскладывает дрова в топке, по известной ему конфигурации. Сначала тонкую лучину, на неё щепки покрупнее, затем поленья потолще. И так, чтобы дрова не были плотно прижаты друг к другу, чтобы был простор для воздуха и огня. Зажигает лучину и подносит её к своему сооружению. Загорается тонкая щепа, затем и мелкие поленья. Борис что-то шепчет, дует на огонь, поправляет поленья и уже всё в печке охвачено огнём. Как он объясняет:

- глаза радуются огню, думы приходят о жизни, о футболе, которым он занимался полжизни.

Затем добавляет ещё дров, закрывает дверцу топки со словами: - гори и грейся, покидает баню, садится на своё кресло- качалку и закуривает.

Я его как-то  спросил: - Борис Поликарпович, ты рассказы Василия Шукшина читал? – Ты готовишь баню, как герой его книги.

- Нет, не читал. Но истопить баню я умею. Люблю это дело ещё с детства. Всегда помогал деду, носил дрова, воду с речки, поддерживал огонь в топке под его присмотром. В то время  баню истапливали по - чёрному. Поэтому приходилось мыть стены, потолок от копоти, а это было непростое занятие.

А сейчас баня-дворец, чистота, вода со скважины. Истопить баню одно удовольствие, отдых у огня, аромат дров, банный, лечебный дух.

-А как я раньше парился с отцом, с друзьями- футболистами:- говорил он с грустью и тяжело вздыхал.

Как я упоминал, баню, он готовил для нас в понедельник, ссылаясь на то, что в этот день никто не мешает, не ворчит, имея в виду жену – Наташу.

-Ворчит только, одна баня у тебя в голове, весь день ею только занимаешься, не зло, конечно, ругается, но зудит и зудит.

Мы знали, что Наташа добрейший человек и ворчит на него любя, без сердитости. В понедельник, обычно её не было, она уезжала в Москву  по своим служебным делам.

Я заходил за  Кимом Борисовичем и в назначенный час мы были у Бориса. Он встречал нас со словами: - ещё минут пять, будет 70 градусов. Он считал, что эта температура готовности. Несколько раз забегал в баню, шевелил догоревшие дрова, определяя нет ли угара, и наконец, восклицал!

-Всё! Готовенькая!  Африка! Идите! А я побегу по соседям, может ещё, кто захочет попариться.

Борис любит компании. Душа у него широкая и гостеприимная. Мы, конечно знаем, что вершиной банного дня будет застолье. Тогда он с радостью, с задорным смехом, уже немного на веселее, начнёт  очередной раз рассказывать один из эпидотов его футбольной жизни. Когда он возвращался как бы в то, давно ушедшее время:

-Мы в центре поля, вокруг нас, на футбольной арене, тысячи и тысячи болельщиков. Здесь все мы уже в другом мире. На стадионе тогда был особый шум, особый запах,  особый настрой зрителей, все на одном дыхании.

Болели тогда шумно, страстно, но цивилизованно,  психопатов и ненормальных футбольных фанатов не было, да и быть не могло. Судей не подкупали, игроков из команды в команду не переманивали, растили сами. О «договорных» матчах в наше время понятия не имели. Мы, молодые футболисты, подражали Бескову, Боброву, Хомичу и другим  знаменитостям.

Борис выходил из-за стола на лужайку перед нами, жестикулируя руками и ногами, представлял, что он снова на поле, в роле нападающего.

-Очередная атака на наши ворота отбита. Длинная передача к центру. Мяч  у меня. Теперь он моё продолжение. Рывком набираю скорость, резко с мячом ухожу вперёд. Первую линию защиты прошел. Стадион неистово орёт. Это особый момент, когда я оказываюсь в другом мире ощущений. Сила, эмоции болельщиков передаются мне. Счёт  0 : 0.  Ворота и тень вратаря уже передо мной. Но как нанести удар на скорости, когда перед тобой ноги двух защитников, на голову выше меня. Стадион замер. Отпускаю мяч немного вперёд. Вижу, вратарь метнулся в левую незащищённую сторону ворот, защитники готовы в мгновение перехватить мяч.  Он замолчал, как бы  оценивая ситуацию.

-Боря, а что дальше?  - Хором спросили мы.

-Прыжком догоняю, и особым, моим ударом, закручиваю и посылаю мяч над головами защитников в правый угол. Слышу удар о перекладину, сердце замерло, мяч отлетает вниз  и успокаивается в сетке. Стадион ожил. Шум, крики радости, на стороне наших болельщиков. Счёт 1:0. На противоположной стороне, свист, орут « судью на мыло». Только тогда ни драк, ни метаний предметов на поле не было. Я на вершине счастья. Вратарь и защитники разводят руками.

Играли мы азартно и самозабвенно. Боролись за честь команды. Старались не подвести болельщиков. Нас отличало от  сегодняшних игроков то, что у нас была сплочённость. Команда-это был монолит. Мы именно играли, играли не за деньги, а за честь команды и страны. Это была настоящая спортивная игра. Это было время, когда спортсменами и болельщиками была вся страна.

А сейчас искусственные клубы болельщиков с пивом и водкой, а остальным всё безразлично. Что-то всё не так и не только в футболе. И он разводил руками.

Мы соглашались с ним. Так уж устроен человек, всё, что было раньше, кажется лучше. О футболе Борис Никитин расскажет ещё не раз. Но нас ждёт баня, где особый дух, перемешанный, с запахом сосны и мяты, заполнял всё вокруг нас.

Не спеша мы мылись, жаром дышала каменка, кололись ароматные ветки сосны, заранее разбросанные на полу и скамейках, нагревалось тело.

- Плесни на каменку, - дал команду мой сосед.

   Зашипела, задышала каменка, заклубился обжигающий пар, насыщенный ароматом хвои. Плеснув холодной воды на  полок, что бы ни обжечься, я забрался на него.

-Сейчас я устрою тебе курорт, ложись на живот. И  Ким Борисович, отряхнув веник от воды, подержал его над камнями, начал  похлопывать, так, что бы тела касались только листья веника, вроде лаская, проходя вдоль спины, по бокам, рукам и ногам. Тепло и какая-то благодать проникала в кровь и растекалась по всему телу, доходила до сердца, учащала его  биение.

Подражая моему наставнику я, в свою очередь, пытаюсь так же работать веником, гуляя по его телу. Мне уже « невтерпеж», а ему ходьбы что.

- Ну, а сейчас, как говорят у вас, авиаторов: - Подготовка к полёту выполнена, можно передохнуть, попить кваску, да и каменка наберёт жару, и начнём париться по настоящему – заключил Ким Борисович.

И мы уже по одному паримся в волю так, что не чувствуем своего тела, оно дышит жаром, только голова и руки защищены шапкой и рукавицами. Слезаю с полка, отлёживаюсь в предбаннике, сосед идёт в парную. Он выходит, я возвращаюсь…

Румяные, дышащие теплом, с полотенцем через плечо, мы сидим за столом. Тепло выходит и выходит из разгорячённого тела. На улице тоже тепло, но не душно.

Невольно мысли возвращаются к прошлому, когда мне довелось бывать в разных странах, посещать там национальные бани.

В своё время, когда в Персии были времена шаха, у наших экипажей была эстафета в Тегеране. Мы побывали там в различных исторических местах Тегерана и его окрестностей. Были мы в Советском посольстве, в зале, где проходила конференция глав трёх государств:  Сталина , Рузвельта и  Черчилля. И сегодня, рядом с нашим посольством, есть улицы, названные в их честь.

Мылись мы и в персидских банях, где на каждого моющего есть банщик, который моет, парит и массажирует тело.

В Турции посещали турецкие бани, а в солидных отелях всех стран есть финские бани. Но ничего подобного русской бане нет. Да и любой иностранец не выдержит её жара, особого пара, не поймёт её лечебную благодать.

- Жар ещё есть? – спросил Борис.

- Есть и много.

- Жаль, что дипломат и сосед, бывший милиционер, отказались, говорят, два дня назад парились. Вот только соседка, Мария Ивановна с внучкой подойдут попозже и то хорошо. Пропадает  пар.

 

 

 

Глава третья

 

Знакомство с дипломатом.

Земля повсюду хороша.

Рассказ Владимира Доброхотова.

 

 

               - Борис, а кто такой дипломат? – поинтересовался я.

Человек он солидный, серьёзный, недавно купил дачу через четыре дома от меня, говорят, за границей работал.

- Я недавно с ним познакомился. Хороший мужик, разговорчивый. Он сейчас подойдёт к нам, я его пригласил.

Вскоре подошёл и дипломат. Мы познакомились, звали его Владимир Иванович. Производил он хорошее впечатление, открытое, улыбающееся лицо. Он внимательно посмотрел на каждого, пожимая наши руки, как бы определяя, кто есть кто. И мы почувствовали себя так,  словно знали давно друг друга.

- Давайте познакомимся поближе, обратился он к нам, и достал бутылку виски ЧИВАС  РЕГАЛ.

Мои друзья посмотрели на меня, они были уверены, что я знаю толк в иностранных напитках. Ещё недавно я сам угощал их разным иностранным зельем.

-Прекрасные  виски, 12 лет выдержки. Виски- это крепкая английская водка, но  совершенно, отличное от нашей водки и коньячных напитков, и главное фальшивой виски нет. Подделать его невероятно трудно. Так давайте наслаждаться этим  напитком. Прошу Бориса принести холодной воды. Пить виски можно с водой, лучше, конечно, с содовой, можно со льдом, но льда и содовой нет, пьём с водой.  В американских фильмах нам показывают, что пьют там с горлышка, пытаются разрушить у нас культуру пития. Но такого, друзья, нигде в мире нет, пояснил я им.

Обычно наливают 30 – 50 грамм виски, доливают 100 грамм воды и пьют, наслаждаясь, понемножку, не торопясь, маленькими глоточками  и не пьянеют. Можно пить и без закуски, или закусывать орешками, копчёной рыбой, да и жареная курица подойдет. И я начал готовить эту смесь.

 

-Вы согласны со мной, Владимир  Иванович?

-Да, я чувствую, вы знаток в этом деле. Где вы бывали? – Спросил он меня.

-Да, он по всему свету летал, многое нам всякого рассказывал, заявили мои друзья.

-Простите, Владимир Иванович , а вы где служили? Борис называет вас дипломатом.

Он посмотрел на нас с улыбкой, махнул рукой и заявил.

            - Да в разных странах, но не больших и не европейских, вы может, и не знаете их, таких как Танзания, Джибути, Йемен.

             -Наоборот, Владимир Иванович, я в эти страны много лет летал, да и жил там неделями. Скажу вам, друзья, что служба там и опасна и трудна. Не всё «малина» там вам, Владимир Иванович, была. Перевороты, смена режимов, это не благополучная Европа. Но эти  страны по - своему и привлекательны.

Например, Аден, столица Йемена, что на юге Аравийского полуострова, расположен на входе в Красное море. Бывшая колония Англии. На первый взгляд здесь тёмно-бурые горы, песок, море, высокая температура, влажный воздух. Там в январе 30 – 35 , воды 28 -30 градусов тепла. Постоянная жара, лишённая растительности земная поверхность, безжизненные горы компенсируется тем, что Аден стратегическая точка, контролирующая вход в Красное море. Здесь удобная морская бухта, круглый год тёплая морская вода, где в изобилии водятся ценные породы рыб. Морское дно у берегов изумительной красоты. Цветные кораллы , морские звёзды, крабы, рыбы всех цветов радуги, колышутся заросли морской травы

Наши лётчики, любители подводного плавания, без добычи никогда не возвращались. Мой штурман- Александр Канищев ловил даже  лангустов и омаров, не говоря о крабах и всякой другой рыбе. У каждого из нас дома есть  кораллы с Аденского залива.

В недрах земли, наши геологи там обнаружили огромные запасы нефти.

Старый Аден уникален тем, что расположен в кратере потухшего вулкана. Этот район так и называется « Кратер». Въезд туда, через проделанный вверху ров, это со стороны бухты с севера, выезд к морю с южной стороны. Город защищён вокруг отвалами застывшей лавы высотой до 500 метров. Это была естественная защита от завоевателей в старые времена.

Старый город встречает вас многолюдьем и восточным ароматом. Здесь есть всё: ткани, посуда, ковры, одежда, обувь, косметика и ювелирные изделия. Здесь же всевозможные мастерские, маленькие хлебопекарни, где вам, тут же продадут свежую лепёшку, похожую на кавказский лаваш, напоят чаем или кофе с кардамоном.

Новый Аден, в виде одной длинной улицы вдоль морской бухты. Здесь дома четырёх, пяти этажей, построенные англичанами во времена их господства. Там расположены различные офисы, банки, госучреждения. В морском порту много судов, там же советский ремонтный док, где ремонтируют наши суда.

В окрестностях аэропорта современный район из одно и двух этажных вилл. Там же иностранные посольства, в том числе и Советское. Но этот район сильно пострадал в последней вооружённой схватке между элитами власти. Детали этой схватки. Владимир Иванович, вам лучше известны, коль вы там служили.

-Слушая тебя, Леонид, я как бы вернулся в этот город. В Южный Йемен меня направили из Танзании, в конце 1985 года, для работы там в консульстве. Работы было много, советская колония насчитывала около трёх тысяч человек. Это были работники посольства, военные специалисты, геологи, торгпредство, моряки, прилетали и улетали самолёты Аэрофлота, здесь же жили лётные экипажи. Это было время самых драматических событий для Йемена. Я и сейчас всё помню, чётко по дням.

В январе 1986 года, в результате разногласий в руководстве Социалистической партии Йемена, вспыхнул кровавый конфликт. Было много потерь среди населения, а так же пострадали и наши люди.

13 января , среди дня, неожиданно город превратился в поле боя. Шла бесконечная стрельба. Стреляли с кораблей, в воздухе носились самолёты, лязгая  гусеницами, носились по городу танки. Не разбираясь, что это посольство или правительственные здания, стреляли по ним из своих пушек. Так несколько снарядов попали в здание и нашего посольства. Было много разрушений, словно от землетрясения. Отключилось электричество, нарушилась связь, самолёты разбомбили телецентр и взлётную полосу.

Пять дней не прекращалось это адское противостояние между руководством партии во главе с Насером и военным руководством, во главе которого был министр обороны Антар.

В результате интенсивных переговоров с противоборствующими сторонами наши дипломаты сумели добиться прекращения огня, эвакуации сотрудников посольства и других советских организаций в Адене.

- Я вас дополню, Владимир Иванович, в это время наш экипаж 63 лётного отряда, командир корабля Валерий Генералов, пилот – инструктор Владимир Сорвин, штурман и бортинженер и ещё пять бортпроводников  утром  уехали на пляж «Русалка», который находится на территории военного городка, где попали под жестокий обстрел.

Голодные, полураздетые, потеряв связь с представительством Аэрофлота и посольством, они укрывались в одном из домов городка. Им, как могли, помогали местные жители, и только на пятый день удалось связаться с посольством.

- Точно так и было, мы в консульстве узнали, что на пляже находятся наши лётчики. В часы перемирия наши дипломаты организовали выезд советских граждан, а так же граждан из стран – членов СЭВ, находившихся в городе.

По команде из Москвы, сухогруз, находившейся в Красном море, подошёл к Адену и бросил якорь в трёх километрах от берега. Вот на него и доставляли наших людей, был послан катер и за экипажем Аэрофлота.

Так невероятными усилиями Советских дипломатов удалось прекратить начавшеюся гражданскую войну.

- Да, Владимир Иванович, ваши коллеги не раз помогали нам выбраться из таких историй. За многие годы полетов, наши пилоты были в таких ситуациях в Бирме, Пакистане, Ливане, Сомали и даже в Каире.

А про те события в Адене наш пилот Владимир Сорвин  рассказывал нам в лётном отряде подробно, как они пережили эти дни,  как плыли на переполненном сухогрузе в Джибути. На судне было много раненых, а один наш офицер скончался от ран. К утру следующего дня они доплыли до Джибути.

Уже в конце января, через десять дней после боевых действий, наши Ту-154 полетели       первыми в Аден, среди зарубежных авиакомпаний.

По аэронавигационной информации пилотам, мы знали, что никакие навигационные и посадочные средства там не работают, но полоса восстановлена, воронки от снарядов засыпаны. Посадочные огни не работают, посадка возможна только днём.

К аэродрому подходили по своим расчётам и по картинке на локаторе. Связь с диспетчером держали на УКВ, за 15 – 10 километров увидев полосу, заходили с прямой на курс посадки 77 градусов, оставляя на снижении горную цепь справа. Диспетчер, увидев наши включённые фары, давал разрешение на посадку. Если видимость была ограниченная дымкой, выходили на аэродром на высоте 1000 метров, рядом была гора высотой 505 метров, увидев под собой полосу, делали малый круг со снижением и производили посадку. Приземляли корабль в начале полосы, стремясь как можно мягче касаться бетона. На пробеге была сильная тряска из-за неровных заплаток, где были воронки. Но Ту-154 и не такое выдерживал.

Заруливали  на стоянку осторожно,  чтобы не задеть куски бетона и не попасть в ямы от снарядов, они были обозначены флажками.

Первыми рейсами доставляли медикаменты, палатки, пищу и всё необходимое. Вернулись так же некоторые работники посольства и специалисты.

Кругом были следы войны, разбитая техника, разрушенные дома. Вилла, где жили экипажи, была тоже разрушена до основания. Так что выезд экипажа на пляж спас их от неминуемой гибели.

И, тем не менее, мы продолжали полёты в Аден, так как в лётном отряде было много рейсов с эстафетой в этой стране. С Адена мы продолжали рейсы в Сомали, Кению, Танзанию, Мозамбик, Мадагаскар и Эфиопию.

 

 

Глава четвёртая

 

Ночная посадка по кострам.

Опыт – основа надёжности полёта.

Массовый героизм гражданских лётчиков

В годы ВОВ (1941 – 1945 гг.)

 

 

Вскоре после этих событий я попал ещё в одну непредсказуемую ситуацию в Адене.        

Дело было так. Мы возвращались из Дар-эс- Салама,  столицы Танзании, погода была хорошая, но в районе экватора мы встретились с тропическим фронтом. Он заставил нас уйти от восточных берегов Африки в Индийский океан, где мы благополучно обошли грозы и взяли курс на Могадишо. На борьбу с грозной небесной стихией у нас ушло двадцать минут лётного времени. После пролёта Могадишо полёт был спокоен в чистом безоблачном небе. С юга на север пересекли Сомали, под нами Бербера – сомалийский морской порт, что на юге Аденского залива. На другой стороне залива город Аден, в сторону которого мы начали снижение.

Вечерело. Солнце скатывалось на край неба. Светлого времени, по докладу штурмана Фёдора Преснякова, оставалось полтора часа. Мы спешили. Снижались на максимальной скорости, зная, что экипаж, который сменит нас, должен взлететь засветло. Ночью аэродром не работал.

На посадку заходили кратчайшим путём. Пролетели между вершиной застывшего вулкана высотой 505 метров, находившего справа от нас, и цепью отдельных гор слева. Со снижением подошли к створу посадочной полосы, довернулись вправо на курс посадки 77 градусов. Высота 200 метров, удаление до бетона четыре километра. Всё готово к посадке, но, увы…. На полосе самолёт, который приземлился минут за пять перед нами.

Слышим команду: - Су – 448 уходите на повторный круг, самолёт Боинг-727 на полосе. Пролетая над полосой, мы увидели, на средине полосы Боинг сошёл левой тележкой колёс с бетона и застрял в грунте, высоко подняв правую часть крыла над полосой.

- Наверно потерял направление из-за неровностей на полосе, сделал своё предположение штурман.

Мы выполнили три круга, уже и пассажиров с Боинга увезли и буксир у самолёта, но самолёт, на том же месте, по-видимому, застрял основательно.

Расход топлива, на малой высоте увеличенный и штурман с бортинженером  Валентином Бетениным  начали беспокоиться. Фёдор заявил: - Командир, нужно уходить, топлива только до запасного аэродрома. Хотя на моём приборе, суммарного топлива на борту, был ещё запас. Но как говорил осторожный инженер, показания эти с погрешностью, прибор завышает.

Однако сколько времени придётся кружиться над аэродромом неизвестно, да и земля не даёт чёткого ответа. Поэтому рисковать было незачем, и мы взяли курс на запасной аэродром Джибути.

Лететь всего 250 километров. Заняли эшелон 180 (5500м) и летим. Слышим: Су-448, вас вызывает Аден.

-Женя, ответь, что они хотят узнать? Обратился я ко второму пилоту Евгению Симакову.

-Аден, я Су-448 слушаю вас - ответил он.

И уже на русском языке слышим: - Су-448 говорит Валерий  Прокопов (наш представитель Аэрофлота).  Командир, просим вас, после дозаправки возвращаться в Аден. Полосу освободят, огни на полосе будут, аэродром примет вас. У нас тяжело больной работник посольства, у него было ранение, после операции осложнение, его срочно необходимо отправить в Москву.

-Аден, я Су-448, ждите, через полтора часа будем у вас, ответил я ему.

Мы снижались, готовились к посадке. Фёдор Пресняков продиктовал диспетчеру в Джибути план полёта на обратный полёт в Аден, запасным аэродромом назначил Джибути и обратный эшелон 170 (5100м). Попросил так же Джибути ускорить заправку топливом, два трапа  и пожарную машину к самолёту, так как пассажиров высаживать не будем.

Через 35 минут после посадки мы были в воздухе и взяли курс на Аден.  Ночь уже вступила в свои права, рассыпала звёзды по всему небу. Под нами темно, внизу гладь Аренского залива. На локаторе обозначился южный берег Йемена. Вышли на побережье и начали снижение. Уже видны огни морского порта, а за ним, левее, огненная полоса. Вот на неё мы и снижались. Вышли на центр полосы, обозначенную слева и справа яркими колыхающими огненными языками. Не теряя из виду полосу, зашли на посадку.

Каждый делал своё дело. Штурман подсказывал скорость, отсчитывал высоту,  60, 40, 20 метров… Неожиданно огни полосы пропали, вернее, расплылись, словно в тумане.

- Фары выключить! Дал команду второму.

-Выключил командир.

Ореол  от ярких лучей фар пропал, и я снова увидел огни, но не так ярко как раньше, начел выводить самолёт из снижения.

             -6, 4, 3, 2, 1 метр, касание, докладывал штурман, и мы уже катимся по полосе, словно по огненному коридору.

-Перестарались с огнями – заключил штурман.

Остановились. Вокруг темно, рулёжные дорожки не обозначены. Ждём машину сопровождения. От факелов, чёрный дым поднимался вверх, и его сносило на полосу, в который мы и попали, перед приземлением.

-Спасибо Женя, чётко сработал, мгновенно выключил фары. Я стал терять полосу из-за дыма и уже готов был увеличить режим двигателей и уйти в набор высоты, но снова увидел огни, убрал обороты и мы на земле.

-Вот учти, Евгений, в этом случае не умение летать выручает, а опыт, только опыт накопленный годами. Это тот случай, когда происходят жёсткие посадки с последствиями, при внезапном уменьшении видимости.

Не осознавая опасного момента,  в который неожиданно попали минуту назад, второй пилот восклицал, Командир! Здорово получилось! Приземлились, словно на партизанский аэродром, по кострам. И ещё говорил и говорил Евгений Симаков, будущий командир корабля Ил-96, но об этом он тогда ещё не предполагал.

Послушай, Женя, обратился я к нему:

- То было другое время, другие, особые люди, высочайшие профессионалы, герои. Посудите сами, на корабле того времени – Ли-2, они без локатора, без связи, радиовысотомеров, примитивном. По сравнению с сегодняшним днём навигационным оборудованием, летали в тыл  над территорией занятой врагом. Находили в Брянских или в Белорусских лесах нужную площадку и по нескольким кострам приземлялись. Доставляли оружие, боеприпасы, врачей, увозили раненых.

А как они выполняли полёты к партизанам в Югославию, просто уму непостижимо.   Сегодня эти полёты можно прировнять к полётам на другие планеты. И очень жаль, что мы так мало знаем об этих славных героях, об их полётах в тыл врага. Эти полёты выполняли лётчики ГРАЖДАНСКОЙ АВИАЦИИ в составе организованных полков и дивизий ГВФ.

Среди них особенно хочется выделить Героев Советского Союза лётчиков: П.Ф. Еромасова  и  Г.А.Тарана, выполнивших сотни полётов в тыл врага, в том числе в Югославию. Именем первого - названо Бугурусланское лётное училище, второго- Сасовское  лётное училище ГА.

Эти два имени воплотили в себе  тысячи известных и неизвестных пилотов Гражданской Авиации, которые внесли свой вклад в дело победы над фашизмом. И являются примером высочайшего профессионализма, смелости и отваги для будущих и настоящих пилотов гражданской и военной авиации.

Ну, а у нас, это просто немного необычный полёт, только и всего, и посвятим мы его ПАМЯТИ  пилотов ГВФ, летавших в тыл врага.

Наконец подъехала машина с мигающими огнями и надписью « Следуй за мной» и завела нас на стоянку. У самолёта нас ожидал сменный экипаж, наш представитель, люди из посольства и карета скорой помощи.

Мы уехали отдыхать. Через три дня нам предстояло продолжить рейс с Мадагаскара в Москву. Жили мы теперь в посольстве.

- Так вот где я тебя встречал, Леонид, смотрю знакомое лицо. Да и тот приём вашего самолёта ночью, по кострам, организовывал я с вашим представителем. Тогда отправили больного в Москву, спасли ему жизнь.

- Да и я вас узнал, Владимир Иванович, вы ведь часто встречали самолёт, да и в посольстве пересекались наши пути. Но вы посольские как-то свысока смотрели на нас, небесных  извозчиков, не правда ли?

- Да, в посольствах своя иерархия. Но консул и его сотрудники всегда работают с людьми приезжающими, уезжающими, с местным населением, желающими получить визу.

-И ещё мне кажется, Владимир Иванович, я вас неоднократно видел на пляже «Русалка». Когда обстановка наладилась мы стали жить в военном городке местного гарнизона в здании офицерского дома, что в 20 метрах от пляжа.

-Правильно, Леонид, я лично занимался переговорами с военными, что бы вас поселить в безопасном месте. Так что пути господни неисповедимы.

Хозяин дачи Борис Никитин уже совсем весёлый, хотя и пил не спеша, но тостов было много, разводил руками и говорил: -Нужно по полной и без воды, за неожиданную встречу через столько лет…

 

Уже отгорал последний отблеск дня. Сгущались летние сумерки. Тёмное покрывало ночи накрывало лес и дома. Уставшие за день дачники расходились по домам. Обеспокоенная жена Ким Борисовича звала его домой. На что он отвечал ей:- Не волнуйся Раиса Михайловна , я вернусь в своём виде. И мы благодарили Бориса за гостеприимство и баню расходились по домам.

Через несколько дней, в одно тёплое и тихое утро, когда на траве и цветах высыхали последние капли росы, под лучами восходящего солнца раскрывались бутоны цветов, своими яркими красками и ароматами манили к себе пчёл, шмелей и прочих букашек, которые собирали нектар, опыляли их, продолжая тем самым жизнь этого вида. Под крышей чирикали воробьи, в густых ветвях яблони пела незнакомая птица. Начинался прекрасный день. Всё вокруг радовалось жизни.

Собака – Лабрадор крутилась вокруг нас и довольная виляла хвостом. Она понимала, что мы куда-то поедем, а её не собираемся брать. Поэтому тыкалась мордой в колени, садилась и нежно лапой касалась моей руки, обращая моё внимание на себя, смотрела умными глазами, как бы умоляла, возьмите и меня. Я погладил её по голове, бросил мяч, скомандовал «ищи». Но она не побежала искать, а тихо пошла, опустив голову, к машине, села у задней двери в надежде, может всё-таки  возьмут.

А собирался я с Кимом Борисовичем, как и обещал ему и его супруге Раисе Михайловне, съездить  к месту гибели Юрия Гагарина.

К нам подошёл Борис и с удивлением развёл руками, « куда вы собираетесь ехать? Сегодня баня, я уже предупредил дипломата и соседа».

-Да ты не беспокойся, к назначенному часу мы вернёмся, успокоил я его. Борис, у нас к тебе просьба: нарежь, пожалуйста, гладиолусов, они у тебя очень красивые. Мы их возложим у обелиска на месте падения самолёта Гагарина и Серёгина, куда мы собираемся ехать. А наши розы мы возложим у Гагаринского самолёта  Миг – 15, который там, напротив Храма Андрея Первозванного, у музея Юрия Гагарина. Цветы передай Раисе Михайловне, мы за ней заедем.

- Конечно, нарежу для такого святого дела, и он поспешил домой.

После нашего возвращения, как всегда к назначенному часу, мы были на даче Бориса. Баня уже дышала жаром. Сначала мы с Кимом Борисовичем попарились, потом дипломат с соседом, бывшим милиционером.

Снова, нас пятеро, за круглым столом, под большим шатром, что на лужайке перед баней. Дышим лечебным воздухом, как бы пьём его, настолько он густой, пропитанный запахом скошенной травы, вечерних цветов и ароматом поджаренного шашлыка, который доносится с соседнего участка.

А из дома напротив, слышалась музыка ретро из кинофильмов нашей молодости. Уже звучала песня из кинофильма « Добровольцы»

                         

                   А годы летят, наши годы как птицы летят

                   И  некогда нам оглянуться назад…,

 

Слова, которые растравили наши души. На этот раз я предложил друзьям попробовать эстонскую водку, изготовленную по старинному рецепту, под названием ВИРУ ВАЛГЕ. Её привёз из Таллинна мой зять, где  был в камандировке.

Как ручей текла наша беседа. Не спеша пили водку и рассказ вели. Обсуждали события в мире, последние новости в стране.

Незаметно, бывший моряк, Ким Борисович перевёл разговор на морскую тему. Вспоминал, как служил на Севере и рассказал нам о ледовом переходе через Северные моря во Владивосток. Рассказывал он так убедительно, что мы чувствовали ледяной холод, ветры и солёные брызги штормового моря.

 

 

 

Глава пятая

 

Рассказ Кима Клинова.

Эскадра тральщиков в суровом и дальнем походе.

Шторм в Беринговом море.

Море – школа жизни и мужества.

 

В необычно солнечный и тёплый день, что бывает редко на  Кольском полуострове, в средине июля 1952 года, эскадра минных тральщиков покинула свою бухту в Полярном.

На головном тральщике имени Вице - адмирала  Александра Николаева   довелось находиться мне,  начал свой рассказ-воспоминание Ким Борисович.

Нам предстояло пройти через суровые, северные моря Ледовитого океана, обогнуть Чукотку и добраться до Владивостока. Преодолеть расстояние в 10500 километров. Погода была хорошая. Баренцево море нас пока щадило. Шли хорошо. Но север, есть север и ближе к Новой Земле погода начала ухудшаться. Потянуло холодом, арктическим ветром и всё вокруг стало серое, сырое и промозглое. Ветер срывал гребни волн и покрывал море водяной пылью. Волны, словно хищники,  нападали на тральщик и швыряли его, как щепку. Море штормило.

Для бывалых моряков шторм в пять балов  привычное дело. Но для новичков, а их из полсотни матросов было несколько человек, это уже испытание. Тревога заполняла их души. К тому же опытный моряк из потомственных Архангельских поморов, старшина второй статьи Михаил Вьюгов наводил ещё больше страха на новичков своими рассказами. Как, перед призывом на флот, он с артелью рыбаков ходил в этих местах в открытое море. Неделями не приставали к берегу, бывало, неожиданно начиналась морская буря и некоторые баркасы пропадали в морской пучине. А если ломался мотор, рвался парус, тогда такая как сейчас, высокая волна могла ежеминутно поглотить рыбаков.

Надежда была только на Бога, да Николая  Чудотворца – покровителя моряков. Как знаток моря, Михаил, утверждал, что только благодаря опытному старшему рыбаку и рулевому, рыбаки в таком случае, оставались живы. Бывалые матросы ещё больше наводили страх словами: - так мы не дойдём и до Новой Земли.

От этих рассказов молодые матросы, которые никогда раньше не видели моря, не ходили ещё в дальние походы, испытывали ещё больше страх, с опаской уходили на вахты.

Однако в моё время бывалые матросы любили пошутить над молодыми, но всегда опекали и помогали им в трудную минуту. И Михаил Вьюгов начинал успокаивать их.

-У нас не огромный лайнер, но современное судно, опытный командир корабля, так что прорвёмся и продолжал: наш командир, капитан третьего ранга Вихрев  участник войны, опытный моряк. Штурман капитан лейтенант Надеждин на эсминцах участвовал в сопровождении Союзных конвоев. Помните, он рассказывал, ни шторм, ни туман, ни льды не были угрозой для караванов союзников и наших кораблей. В воздухе висели торпедоносцы, в воде подводные лодки, а так же эсминцы и крейсера фашистов. Нужно было вовремя их заметить, отбиться самим, защитить союзников, а по возможности потопить их. А шторм это так, морские шуточки.

И эти слова успокаивающе действовали на молодежь, да к тому же они видели спокойные, деловые лица офицеров. А авторитет офицеров на корабле был не досягаемой вершиной. Да что на корабле, даже в морских городах, таких как Ленинград, Мурманск, Севастополь, где моряки на каждом шагу, их авторитет был высочайший.

Это был высокообразованный, культурный слой офицеров нашей армии. К ним относились, как к истинным патриотам, героям. Это они в роковой час России, Советского Союза защищали её своей кровью и жизнью. И это не удивительно. С Петровских времён Россия растила, учила, заботилась об этих рыцарях моря. А сейчас...?  Ким Борисович тяжело вздохнул.

-Ну а дальше как вы шли? Спрашивали мы его.

-А дальше прошли мимо острова Вайгач, там и шторм постепенно утих. Взяли курс в более северные широты  Карского моря.

Был июль, вершина лета. Это время, когда паковые льды от берегов отступают на север, а где они есть, подогретые нежарким солнцем, легко преодолеваются сухогрузами и такими судами, как наш тральщик. Но чем севернее мы уходили, огибая полуостров Таймыр, тем больше было льдов. Там где мыс Челюскина, льдины стали встречаться чаще и больше размером. Это была невидимая доселе прекрасная картина Природы, достойная кисти художника: чистая вода, и лёд, лёд самой причудливой формы, высеченный волнами. Этот сказочный мир и подлинная красота осталась в моей памяти навсегда, суть которой я осознал только спустя годы.  Нас уже ожидала другая напасть – сплошные ледяные поля. Солнце, можно сказать, не заходило. Большой огненный шар, медного цвета, уходил за горизонт, но через несколько минут выходил, осветив небо и мир торосов, и вскоре прятался в тёмных хмурых тучах.  Тучи стали ниже. Холодный северный ветер усилился, холод и сырость на верхней палубе пронизывал нас насквозь. Несмотря на лето, одеты мы были по- зимнему. Ход эскадры замедлился.

В небе появился самолёт Ли-2 с красными крыльями, сделал круг над нами и улетел в сторону ледовых полей.

-Он выполняет разведку и информирует ледокол о состоянии ледяного поля, пояснил нам мичман Таратута, ходивший ранее этим путём.

На горизонте показался ледокол, который спешил к нам. Издали он был похож на небольшой утюг. Вскоре он подошёл к  нам.  Рядом   он был громадиной, возвышаясь над нами своими красными бортами, как крепостная стена. С его высокой палубы моряки разглядывали наши минные тральщики, видимо удивлялись, как эти небольшие суда отважились штурмовать сплошной лёд и идти Северным Морским Путём.

Впереди нас ожидали бесконечные ледовые поля, над которыми был сплошной туман, прозванный моряками « молоко».

Конечно, по сравнению с современным атомным ледоколом, тот был маломощным, порой сам застревал во льдах. И тем не менее этот исполин, того времени, повёл нашу эскадру за собой на вечное покрывало Ледовитого океана.

Первые ледовые мили ледокол легко преодолевал. Затем ход замедлился. Лёд был толще, а его поля обширнее. Ледокол теперь уже неторопливо подходил к кромке льда, как бы принюхивался к предстоящему делу. Пробовал его прочность своим тупым носом. Отходил назад. Повторял этот же манёвр в другом месте. Наконец, нащупав слабое место, отступал подальше и набрав скорость, решительно шёл на таран. Нос ледокола вздымался, вползая на толщу льда, затем проваливался, подминая под себя непокорные торосы. Перед ним образовывалась трещина, и ледокол напористо шёл вперёд, раздвигая эту трещину своим широкими бортами. За его бурлящей буруном кормой, оставалась круговерть остроконечных, расколотых льдин, размером с волейбольную площадку. Для наших небольших судов это было серьезным препятствием.  Туман скрадывал видимость, и льдины появлялись перед носом тральщика, как приведение. Они обступали наш корабль со всех сторон. Иногда мы попадали в плен, зажатые льдом с обоих бортов. Тогда двигатели выводились на всю мощь, и мы метр за метром продвигались вперёд.

Это было что-то фантастическое. Но это было реально. Огромные, остроконечные льдины поднимались своими рёбрами вверх и с  грохотом рушились в море, поднимая фонтаны воды. Куски льда, вместе с водой, попадали на палубу,  создавая невообразимый шум, и смывались водой за борт. Вдоль бортов раздавался пронзительный скрежет льда о металл, похожий на звук рвущегося брезента. Трещали металлические листы, покрывающие  деревянные брусья, которыми для прочности были обшиты борта тральщика.

Неожиданно начинало светлеть, видимость увеличивалась, что означало - очередное ледяное поле закончилось. Корабли выходили на чистую воду, терпеливо ожидали отставших. Слышались гудки, звуки сирен. Из марева, словно призраки, появлялись суда на дистанции друг от друга в несколько кабельтов. (1каб.=185.2 метра)

Отдохнув, осмотревшись, вся эскадра из двенадцати минных тральщиков, выстраивалась в кильватерную колонну и снова двигалась на Восток, встречая и преодолевая очередные преграды в Восточном – Сибирском море. За кормой остался пролив Лонга.

В Чукотском море, плавучий лёд и широкие полыньи дали возможность увеличить  скорость хода. Самая трудная часть Северного морского Пути, как объяснил нам штурман капитан – лейтенант Надеждин, пройдена.

Многие годы спустя, вспоминая этот ледовый переход, перечитав немало книг посвящённых мореплавателям Севера, я был немало удивлён тому, что мы сумели так быстро пройти северные моря Ледовитого океана.

 

 

 Чукотское море осталось за  кормой, наши  суда вошли в Берингов пролив,                               в памяти остался высокий обрывистый берег. Почти под облаками крохотный посёлок  Уэлен из нескольких домиков, ярко красных самолётов и надувной полосатый указатель ветра, лётчики его называют «колбасой». В хорошую погоду, говорят, с этих берегов видна Америка. В туманной дымке остался самый восточный, самый далёкий край, нашей, поистине Великой страны. Мы шли по проложенному, изученному пути, имея необходимые лоции, пояснил нам Ким Борисович, и продолжал свой рассказ:

Этот путь был результатом проекта  академика О.Ю. Шмидта по освоению арктического побережья Сибири. В нём предусматривалось использование Северного морского Пути для доставки людей, техники, топлива и всего необходимого  на побережья Сибири и Дальнего Востока. При этом понимались жёсткие границы по времени, проход судов в короткий летний период с обязательным ледокольным сопровождением.

С этой целью и была направлена по Северному морскому Пути первая группа грузовых пароходов в 1933 году, в том числе пароход «Челюскин», с научной экспедицией под руководством  Шмидта. Всем известно, что «Челюскин» был зажат и раздавлен льдами в Чукотском море, затонул 13 февраля в 1934 году. Все «челюскинцы» были спасены лётчиками.

- Ну а дальше, Ким Борисович, как шла ваша эскадра?

- А дальше, после Берингово пролива, взяли курс на бухту Провидения.  

И снова вода, кругом холодная  вода. Весь горизонт опоясан плавающими льдинами и кусками битого льда. Создавалось впечатление, что вода на горизонте покрыта снежным покрывалом. Наши тральщики, образовав редкую цепь, шли по руслу только что проложенную ледоколом. Так день за днём, вахта за вахтой проходили дни. Неожиданно нашему   взору открылись гористые склоны бухты Провидения. Это была панорама цепочки гор, изумительной красоты с вечным снегом. Горы, перерезанные молочными реками, совершенно белого снега высоко в горах. Кое - где снежная белизна была окрашена фиолетовыми оттенками, когда туда попадали лучи солнца. Воздух чист, как хрусталь, дальние вершины гор кажутся рядом, хотя находятся вдалеке от нас. Так Природа показывала нам чудесные пейзажи Севера. Там нам предстоял первый отдых на Земле после начала похода. Всем матросам и офицерам  хотелось поскорее ступить на сушу. Более месяца мы плыли среди льдов в Ледовитом океане, испытывая постоянное напряжение.

У берегов, ещё с зимы, был сплошной лёд. В нём узкий канал, пробитый ледоколом, по которому тральщики вошли в бухту. Мы ступили на Землю, которая некоторое время, как нам казалось, качалась под ногами. Пару суток мы отдыхали, осматривали механизмы, наводили порядок в каютах и на палубе. В спокойной обстановке кок откармливал нас горячей, здоровой пищей. Так как многие, особенно молодежь, выглядели исхудавшими, осунувшимися.

Пройдена, как нам казалось, самая трудная полярная часть пути. Дальше курс в южные широты, на Владивосток по чистой воде. Нам оставалось, по докладу штурмана, капитан- лейтенанта Надеждина, пройти ещё 4600 километров.

В полдень, на третий день после отдыха, эскадра продолжила свой поход. И снова вокруг бесконечные, холмистые волны, высокое небо, повисшее над горизонтом Солнце. По утру следующего дня, ветер начал крепчать и набирать силу. Небо стало низким, печальным и серым. Волны поднимались всё выше и выше и жёстко били о борта корабля. Надежды на дальнейшее спокойное плавание не оправдались. Берингово море-дитя Тихого океана, встретило нас недружелюбно. Тральщик бросало из стороны в сторону, поднимало вверх, затем опускало куда- то в бездну.

-А чем вы занимались, Ким Борисович в, это время, где находились? – Спрашивали мы его.

-Я не снимал наушники, сидел на своём привычном месте в радиорубке. Держал связь с другими тральщиками, принимал метеосводки, дежурил на приём.

В иллюминатор было видно, как вода потемнела, круче стали гребни волн. Ветер стал срывать с них барашки пены, казалось, кто-то разматывает по тёмной воде белое полотно,  в виде бесконечной полосы.  Барометр падал.

Внезапно кресло подо мной ушло вниз, увлекая меня, стало крениться. Ухватившись за край стола, я сумел удержаться. Ящики из стола выдвигались и снова, словно одумавшись, возвращались на своё место, вернулся и я с креслом. Корабль проваливался куда-то,  и тело становилось  не весомым, затем взмывал вверх, и меня вжимала в кресло неведомая сила. Бортовая переборка, то есть стенка, оказывалась надо мной, потом она уходила, увлекая меня вместе со столом вниз, и так началась непрерывная бортовая качка.

В наушниках был непрерывный стук морзянки, в адрес тральщиков шли тревожные сообщения о надвигающемся шторме. Береговые метеоцентры открытым текстом сообщали: Всем! Всем! Всем! Судам усиление ветра до 12 баллов, выше ураган. Однако шторм уже встретил нас. Радиограмму, о надвигающейся морской буре, нужно было отнести капитану, в ходовую рубку, добраться до которой, возможно только через верхнею палубу. Куда я и двинулся. Однако, стальную дверь из моей рубки не сразу удалось открыть. Только уловив момент, когда порыв ветра ослаб, я справился с ней.

Меня охватило холодом, ветер едва не сшибал с ног, водяная пыль в мгновение осыпала меня. Всё вокруг гудело и стонало, ветер свистел в тросах, оттяжках, вантах и реях. Моему взору открылась невообразимая картина. Огромная стена воды катилась на меня. Она росла на глазах и неукротимо приближалась. Я вместе с палубой поднимался  вверх, затем через мгновение провалился вниз. Брызги, потоки  холодной и солёной воды, неслись поперёк корабля и срывались за борт. Уцепившись за поручни надстройки, испытывая тревогу, я ожидал момент, когда корабль станет на ровный киль, то есть вертикально, перебирая руками поручни, двигался к трапу ходовой рубки. При этом принимал самые невероятные позы, что бы удержаться на ногах. Так я сумел добраться до трапа. Но подняться по трапу было не простым делом. При подъёме корабля  на гребень волны меня вдавливали в трап. Словно налитые свинцом ноги никак не отрывались от ступенек. А потом корабль падал вниз, тело становилось совсем невесомым, и я пролетал на несколько ступенек вперёд.

-Да, трудно вам пришлось, Ким  Борисович. Наверно страху натерпелись?

-Конечно, было не совсем спокойно на душе, но я уже был бывалым моряком и пытался изображать, что ничего особенного, шторм как шторм. В ходовой рубке было поспокойнее, не так свистел ветер, не заливало водой. Но качка на высоте ощущалась сильнее.

Штурман показывал командиру что-то на лоции (описание района моря и его прибрежной черты). Наверно опасаются попасть на рифы - подумал я. Достав из-за бушлата бланк метеосводки, подал его командиру корабля. Он равнодушно пробежал глазами по её тексту. Ему наверно и без неё было всё ясно.

-Запоздалое предупреждение, Пётр Николаевич, обратился он к штурману и передал ему метеосводку.

-Евгений Викторович, а он крепчает, заметил штурман.

- Пётр Николаевич, да ничего, швыряет, но  не сильно. Какой это шторм, бывало и хуже, и посмотрел на меня как бы успокаивая. И это спокойствие передалось и мне.

Нужно сказать вам, что на флоте испокон веков офицеры обращались друг к другу по имени и отчеству.

Вахту у руля нёс старшина второй статьи Михаил Вьюгов.  Он с улыбкой смотрел на меня.

-Вправо руля, на румбе – есть на румбе, чётко отвечал он командиру. (румб1/32 деление компаса)

На его лице было спокойствие, даже удовлетворение. Он был в своей стихии. Наверно вспоминал своё плавание с отцом на рыбацком баркасе, когда его отец, рулевой,  спасал рыбаков от гневного моря.

С высоты ходовой рубки открывался вид на бескрайнюю ширь океана, потрясающее по своей жуткой красоте зрелище. Весь океан покрыт летящей белой пеной. Водяные валы друг за другом, как длинные овраги, ровными бесконечными рядами, словно солдатские цепи, катятся в нашу сторону. Издали волны не давали понять об их страшной высоте. Только вблизи у тральщика, они превращались в тёмные громадные валы с высокими гребнями. Поднимали наш корабль вверх, где он как бы застывал на мгновение, затем скатывался вниз этого оврага, приняв на себя тонны воды в виде множественных брызг от своих бортов, а иногда зачерпывал её своим бортом. И так бесконечно вверх, вниз как поплавок.

Наш тральщик с малой осадкой. Он рассчитан что бы проходить над гальваноударными минами, не задевая их днищем. Поэтому, даже  в небольшой шторм, он кланяется каждой волне. Но зато он имеет прекрасные мореходные качества.

И со всей этой рассвирепевшей стихией боролась кучка людей, которая несла вахту во главе с капитаном. Маленький тральщик в океанской волне, которая пыталась его поглотить, шёл своим курсом.

И уже оставив некоторые сомнения об опасности, которые были у меня несколько минут назад, я покидал командирскую рубку другим человеком.

-А как вы возвращались обратно, ведь шторм продолжался? Спрашивали мы его.                        

Ким Борисович помолчал, припоминая детали того дня, выпил рюмочку и продолжал.

-Внизу на палубе, в защищённом от ветра и водяных струй корпусом надстройки и крылом ходового мостика, устроились свободные от вахты матросы. Многие из них были бледные, некоторых тошнило и они «травили». Они, казались, совершенно беспомощны. Кто-то спросил меня, - как там  наверху?

-Капитан сказал, прорвёмся, а у руля помор – Михаил Удалов, да и шторм пошёл на убыль, соврал я. Их лица повеселели.

Кругом было сыро, неуютно. Здесь, на верху, на ветру, морская болезнь была не так мучительна, как в каютах, да и качку переносить было легче.

Дело в том, что в кубриках находиться невозможно. Вентиляция отключена, что бы не засасывала воду. Поэтому там, в кубриках, спёртый воздух. Вода, несмотря на то, что все люки задраены  попадает внутрь корабля . Она гуляет под койками, переливается от борта к борту. Плавают ботинки, посуда, выпавшая из рундука – посудного шкафа. Никто ничего не убирает, не до этого. Отдохнуть после вахты то же нет возможности. Удержаться на койке не удаётся. Поэтому матросы предпочитают выбраться на верхнюю  палубу.

Море ещё долго трепало тральщик, но постепенно сила и удары волн уменьшились, ветер дул уже ровно, без порывов, не гудел в палубной надстройке. Из-за туч, временами светило Солнце, но ещё не грело. На горизонте за нами виднелись корабли, они сообщали, что то же справились со стихией, и готовы пристроиться в кильватерную колону.

По спокойной воде дошли до Петропавловска на Камчатке, затем в Южно – Сахалинск. И, наконец, пролив Лаперуза. Он встретил нас настоящим южным теплом, спокойным ночным морем, фейерверком сверкающих фосфорным светом морских организмов.

Северные моря со льдами и туманами, жёсткими штормами, ещё недавно держащие нас в постоянном напряжении, остались позади.

Нас встретило уже ласковое, тёплое море и высокое Солнце. В утреннем воздухе чувствовалось тепло, принесённое с южных морей. Дул дневной бриз. Все свободные от вахты матросы и офицеры любовались красотой и величием моря. Волны, переливающиеся своей прозрачной синевой, нежно обнимали борта тральщика, как бы просили прощения за недавнюю стихию. Радость и восторг был на наших лицах и не только от красот моря.

Мы испытывали особое, возвышенное, необъяснимое чувство, что сумели преодолеть трудности, сделать что – то важное, может уже неповторимое в нашей жизни. Это было то, что осталось на всю жизнь. У каждого из нас должна быть своя покорённая вершина.

И я, общаясь с вами, понял, что  она была и у вас друзья – заключил Ким  Клинов, и продолжал:

- Вскоре показались многочисленные огни Владивостока, Мы торжественно вошли и отшвартовались в лучшей бухте морского города – Золотой Рог. Полуторамесячный переход завершен.

С особым морским шиком прошли экипажи минных тральщиков по центральной улице Владивостока. Жители города с удивлением читали на ленточках бескозырок «Северный флот».

Так неожиданно для себя, по волнам своей памяти, Ким перенёсся в далёкие, юные годы, когда мальчишкой, будучи юнгой, затем матросом он был на палубах эсминцев, тральщиков и крейсеров и постоянно находился в море.

И далее он продолжал:

-Море, скажу я вам, друзья, научило преодолевать самые невероятные трудности, научило ценить жизнь и радоваться  тому, что мы есть в этом мире.

Много дорог прошел я после службы на море, но необъятные морские дали, полярные льды, свирепые шторма и любимые корабли навсегда останутся в моей памяти и моём сердце.

 В такой непринуждённой беседе, за круглым столом, после бани, мы узнали ещё один из ярких эпизодов из жизни нашего товарища.

 

 

2010-2011

Леонид Хайко

 

 

 

К содержанию